Media Library

Alexander Filyuta:Девиз нашего фестиваля поэзии в этом году – «там находится Европа» (это строчка из стихотворения К. Тухольского). Где культурное пространство Европы начинается и заканчивается для вас и каким контекстом оно определяется в первую очередь – культурным, социальным, историческим или политическим?

Sergej Timofejev: Я вырос в Риге и всегда ощущал этот город европейским, просто потому что он – часть европейской истории. И в детстве, и во времена разнообразных «юношеских поисков и приключений» для меня очень важен был рижский Старый город. С его Орденским замком, старинными церквями и соборами, зданиями, выстроенными немецкими, шведскими, английскими купцами. Это была какая-то ключевая точка для меня, насыщенная событиями и интересами, здесь находилась Киногалерея, где крутили некоммерческое кино, здесь устраивали Дни искусства, в один из которых я увидел что-то вроде первой панк-демонстрации-парада, тогда это ещё снимал режиссёр Юрис Подниекс, который потом включил этот эпизод в свой документальный фильм «Легко ли быть молодым?», первую прибалтийскую киноласточку перестройки. Потом и я сам «тусовался» здесь с местными хиппи, панками, металлистами. Старый город отлично для этого подходил – романтичный, уютный, ненапряжный – большинство официозных институций от КГБ до ЦК выбирало более деловой центр. Кажется, именно Старый город, его улочки и его кафе научили меня быть европейцем. Что это значит – определить не так просто. Это какая-то «точка сборки», прошивка, взгляд на мироустройство, выраженный порой в очень простых вещах.
Честно скажу, что в последние годы рижский Старый город как будто потерял свою прежнюю миссию и пока не нашёл новой. Он предсказуемо стал вотчиной туристов и связанных с этим лёгких заработков, но как будто потерялся для самих рижан, которые заходят в него лишь по делу или на какой-то праздник. По крайней мере, так это сейчас выглядит для меня.
Думаю, моему сыну (он старший из детей) надо будет искать какую-то иную «точку сборки», точку вхождения в европейский контекст. Потому что для меня этот контекст – не столько географические-политические границы, сколько общее ментальное пространство, войти в которое можно по-разному и из разных географических точек.
Ещё хорошая история про Старый город – лет 6 назад я приглашал в Ригу одного отличного грузинского поэта, мужчину за сорок. Он приехал с чемоданчиком, в котором оказалось множество бутылочек чачи, крепкой виноградной водки, и с миссией – посмотреть Старый город, о котором он давно слышал и читал. Мы разместили его в гостинице в центре, на расстоянии примерно четырёх трамвайных остановок от его «цели». И вот каждый день поэт выходил из гостиницы после завтрака и с твёрдой уверенностью, что он доберётся до Старого города. Но каждый раз что-то его отвлекало – он встречал каких-то людей, он знакомился с какими-то людьми, они куда-то его звали, постепенно уменьшался и запас бутылочек с чачей. Так прошли 4 дня, поэт отлично выступил, завёл много новых знакомств, но так и не добрался до Старого города. «В следующий раз – обязательно!» – сказал он мне на прощание в аэропорту.

Alexander Filyuta: Твое творчество, как часть деятельности группы «Орбита», иногда сравнивают с развитием «ферганской школы» (напр. Шамшад Абдуллаев). Эволюция «Ферганской поэтической школы», исходя из ее (первоначальной) программатики, рассматривается как попытка поиска новой языковой идентичности, и связанной с ней новой постколониальной субъективности. Можно ли в данном случае провести какие-то параллели, найти схожую программатику, или же деятельность «Орбиты» основывалась на иных установках, и если да, то на каких?

Sergej Timofejev: Я давно дружу с Шамшадом Абдуллаевым и Хамдамом Закировым (который живёт теперь в Финляндии и поэтому видимся мы с ним в последнее десятилетие чаще чем с Шамшадом). Думаю, что «Орбиту» и «ферганскую школу», возможно, объединяет тема смешения/смещения границ, но для ферганцев, как мне кажется, – это в первую очередь границы ментальные и языковые. Вдруг в Фергане возникают тексты, написанные по-русски, но как будто русский – это на самом деле итальянский или греческий, а атмосфера текстов – смешение горячего воздуха Азии и тенистой оптики Средиземноморья.
«Орбита» же путешествует, мигрирует из текста в визуальные жанры – видео, объекты, инсталляции и в издание книг как визуальных артефактов. Мы определили свой формат как текст-группа, но что именно это значит мы каждый раз придумываем заново – да, мы пляшем от текста и наши поэтические высказывания абсолютно индивидуальны, но, когда они уже готовы (написаны), мы вместе придумываем, что с ними можно сделать, в какие форматы/контексты запустить. Симптоматично, что наша выставка 2018 года под названием «Откуда берутся стихи?» (отсылка как к известному детскому стихотворению и фразе из Анны Ахматовой, так и к непрекращающимся вопросам от самых разных аудиторий – «как вы пишете?») попала в финал Приза Пурвитиса (нашего аналога Приза Тёрнера) и выставлялась в Латвийском Национальном художественном музее, хотя ни у кого из нас четверых нет профессионального художественного образования. Мы как будто роем подкоп между жанрами и сферами культуры и нас, поэтов, на «другой стороне» очень приветливо и с большим вниманием встречает среда «визуальная». Или музыкальная (ведь «Орбита» выпустила несколько альбомов с разными музыкантами, а в последнее время сама осваивает жанр звукового перформанса). Эта мультидисциплинарность и кросс-жанровость вполне в духе нашего времени. В то же время у нас никогда не было какой-то сверхзадачи в этом смысле или просто мало-мальски сформулированного манифеста – мы просто делаем то, что нам самим кажется интересным и классным, стараясь не создавать при этом собственные стереотипы, оставаясь «гибкими» и любознательными.